Новости – Общество
Общество
«Мы не планировали этого. Сначала одного взяли»
Фото: Данила Шостак / «Русская планета»
Профессиональные усыновители рассказали, как им живется в деревне с шестью приемными детьми
16 марта, 2015 15:40
17 мин
Деревня Бабарыкино находится в 100 км от Томска. Это поселение появилось еще в XVI веке, когда ни Томска, ни Томской губернии не существовало. Сегодня у деревни, где живут 500 человек, есть собственный сайт с версией на английском и немецком языках и один автобус до города в неделю. На окраине Бабарыкина стоит обычный маленький деревянный дом. Внутри он выглядит как городская квартира — только наличие печки и бескрайних снежных полей за окном выдают то, что мы не в городе. В обычном доме живет не совсем обычная семья.
–Это Артемка, это Серега Кузин, Толик Тихонов, Славка Захаров, Серега Петлин, — перечисляет Валерий Петрович сыновей.
В небольшом зале, который по совместительству служит детской, собралась многочисленная семья Мотеко-Соловьевых. Имена всех сразу не запоминаются, а в голове остается только один вопрос: как так вышло, что Ирина и Валерий стали самой многодетной семьей в деревне?
Мы уходим на кухню разговаривать «как взрослые». Ирина стряпает булочки, уже готово штук сорок.
– Моя мама первой в деревне ребятишек приемных взяла, — вспоминает Ирина. — Мы были уже взрослыми, я давно замужем. Я сначала не понимала: «Ты че, мам, у тебя же есть мы и внуки». А она говорит: «Я вас вырастила, а что мне дальше делать?»
– Скучно ведь одной, — говорит Валерий Петрович, — берите булки, — добавляет, придвигая к нам тарелку.
– Ну, а потом я посмотрела и решила: «Валер, ну давай попробуем», — продолжает Ирина.
Фото: Данила Шостак / «Русская планета»
Только вот стать приемной семьей Ира и Валера решили не от скуки и не из жалости к детям.
Знакомство Валерия Петровича и Ирины Вячеславовны началось с матов. Со старых списанных спортивных матов. Старший тренер по самбо в спортивной школе Северска Валерий Мотеко привез их в Бабарыкино. В деревне Валерий Петрович встретил праздношатающихся пацанов и пьяных мужиков. То, что он увидел, ему не понравилось — и Мотеко отправился в местный дом культуры. Директором бабарыкинского ДК была Ирина.
– Я ей говорю: «Давай их займем чем-нибудь». И тут вся деревня поперла в спорт, — рассказывает Валерий.
– То есть вы приехали из Северска и остались тут насовсем? — уточняю я.
– Он меня встретил и остался, понятное дело, — улыбается Ирина.
Переехав, Валерий Петрович собрал мальчишек с улицы и начал с ними заниматься самбо.
– У меня была группа здешних ребятишек и городских. Ой, две разные вещи. Городские приходят — такие важные. Бегут кросс 25 километров — «Ой, я устал». Деревенским скажи хоть 40 километров бежать, хоть 60 — побегут. Пашут так, что из зала выгонять надо. Неизбалованные они.
А для мужиков Валерий Петрович открыл «качалку». Бедненькую, с тренажерами, сваренными из «уголков», но свою и бесплатную.
Совершив в селе маленькую спортивную революцию, Валерий Мотеко не успокоился. В Северске он привык тренировать победителей: спортсмены под его руководством занимали первые места на российских и международных соревнованиях по самбо. Немного освоившись в новых реалиях Бабарыкина, Валерий Петрович снова решил вырастить чемпиона. А найти своего будущего ученика задумал в приюте.
Фото: Данила Шостак / «Русская планета»
– Я вам как тренер говорю: если хотите воспитать спортсмена, нужно очень много ему времени уделять. Знать, что он делает, как кушает. Чтобы больших достижений добиться, ты должен с ним быть 24 часа в сутки. И мы начали искать таланты, — заявляет Валерий.
– Как вы выбирали ребенка? Приходили в приют и говорили: «Дайте мне самого здорового?» — утрирую я.
– Нет, конечно, не так. Но, естественно, нам не нужен был ребенок, у которого, например, проблемы с сердцем. А как иначе, нам ведь нужно физические нагрузки ему давать. Мы сразу говорили администрации: «Нам нужен ребенок для физической подготовки». И сразу спрашивали ребенка: «Ты пойдешь в семью? Мы спортом будем заниматься. Ты готов? Рано утром вставать, тренировки, ты это выдержишь?» Мы сразу обговаривали это с детьми, мы их не обманывали, говоря, что будет легко, — смеется Ирина.
– А был личный, человеческий фактор при выборе ребенка?
– Ну конечно. Сердце. Артемка вот как прыгнул в эти шарики, — всплескивает руками Ирина.
– Бассейн такой, знаете, с шариками есть, — говорит Валерий Петрович, — И как по комнате начал бегать! Я думаю: «Ой, какой живой, это точно мой».
– Как все-таки получилось, что ребят стало…столько?
– Мы не планировали этого. Мы сначала одного взяли, Артемку. А он говорит: «У меня друг есть, Сережка». Тот ревет: «Меня возьмите, меня». Его забрали — и пошло. Из опеки звонят, говорят: «Есть мальчик, его вернули из приемной семьи. Теперь из приюта в детдом будут переводить. Хороший мальчик, неохота в детдом». Я говорю: «Ну, куда, у нас уже жилплощадь не позволяет». Нам отвечают: «Съездите, посмотрите». Ну, ребенок-то уже взрослый, не хочется его обидеть, мол, пришли, посмотрели и уехали. В общем, поехали смотреть. Идет мальчишка по деревне. «Мальчик, ты куда?» — «В школу». Разговор начался, зашли в школу, а мне говорят: «Да он такой-сякой мальчишка». Ромка и Толя — тоже из детдома. Нам говорили: «Да вы что, вы на следующий день нам их обратно привезете».Но мы решили их забрать, потому что в детдоме, там... — замолкает Ирина, подбирая слова.
Фото: Данила Шостак / «Русская планета»
– Ничего хорошего, — добавляет Валерий Петрович. — Те, кто не был в детском доме — с ними еще что-то можно делать. А в детский дом их бросают — ну, как в тюрьму.
Семья Мотеко-Соловьевых вместо одного потенциального спортсмена получила целую команду: шестерых приемных и двоих родных сыновей.
– Мы поняли, что, как бы мы ни хотели, всех под одну гребенку причесать не получится, — говорит Ирина. — Не все дети — спортсмены. Но общей физической подготовкой все они занимаются. Кто-то на результат работает, а кто-то для себя.
Это сейчас полсотни булочек Ирина печет «на автомате». Первое время новой семье было тяжело и материально, и физически, и психологически. На два года Ирина ушла с работы, чтобы освоить новую профессию — стать профессиональной мамой.
– Для нас это работа, — говорит она. — Валерий Петрович — педагог и я педагог.
– Вы называете мальчиков по именам и фамилиям. А они вас как — мама-папа?
– Обращаются они к нам по-разному. Для Артемки я «мама» сразу стала, для Толяна — «мама». А Серега сам говорит, что ему это неудобно, хотя в телефоне записана как «мама». Поздравляет в открытке «мама», а на словах — «тетя Ира». Он говорит: «Не могу я». А я ему: «Сереж, я от тебя ничего не требую. Зачем? Не надо. У тебя есть мама». Я и сама свекровку не могу так называть. А Славка... Он Близнец по гороскопу. Такой двоякий. Сначала я была у него «мама», а потом инцидент произошел. Я у него отобрала компьютер, потому что одни двойки пошли, а он меня в телефоне записал «Ирка дура». Я говорю: «Слав, я кто?» С тех пор я «тетя Ира». Но уважительно. Все нормально, обида прошла. Я помню, как я тоже маме когда-то сказала «дура». Тогда я в первый раз поцеловалась, а мальчик курил. Она говорит: «Ну-ка дыхни». Я подошла, а от меня пахнет, она мне — пощечину. Я ей: «Дура».
Фото: Данила Шостак / «Русская планета»
– Нечего было целоваться с курящими. Надо было со спортсменами целоваться, — улыбается Валерий Петрович.
– Существует мнение, что когда ребенок из приюта или детдома попадает в семью, он сначала старается быть очень «хорошим», а потом пускается во все тяжкие, чтобы проверить границы дозволенного. Вы с таким столкнулись?
– Мы со всем столкнулись, — вздыхает Ирина. — Конечно, они проверяли нас, нашу реакцию на свои поступки.
Славка ну ничего не хотел делать, говорил: «Я не должен, я не обязан». Как-то утром у нас проходила тренировка на спортплощадке, Славка поссорился с какими-то мальчишками, кинул в них камень и побежал. А нам нужно уже было на работу ехать, им в школу идти — а его нету, нету, нету... Я говорю: «Валер, а где мы его искать-то будем?» Мы сели на велосипеды, поехали, нашли его. Я говорю: «Давай бегом домой». Пришли домой. Я начинаю вытаскивать его вещи, говорю: «Все, мне это не надо, давай собирайся, не хочешь — не живи с нами». Я реву, он сам ревет. Потом говорю: «Иди в школу». Из школы приходит — начинает работать, воду носит. Никогда до этого не делал ничего. Я подзываю его, говорю: «Ну че, Слав, миру — мир?» Получается, он проверил, как мы себя поведем, подумал, обмозговал, и все, дальше нормально живем.
Фото: Данила Шостак / «Русская планета»
– Есть такой стереотип, что люди в деревне берут детей-сирот для физической работы…
– А стоит ли брать детей только для этого? Но если я буду работать с утра до вечера, а они будут лежать, это неправильно. И кого мы вырастим? У нас все будут на бирже труда получать деньги по безработице, а мы в это время будем работать без выходных? Давайте Макаренко вспомним. Трудовое воспитание — больше ничего не помогает. Как в деревне не работать — я вот этого понять не могу. Я понимаю, в городе можно дома посидеть, но опять-таки, чтобы покушать, нужно пойти в магазин и купить продуктов на что-то. А некоторые дети в приемных семьях говорят: «А вы колбасу купите? А вы нам должны. А не купите — мы пожалуемся, нам колбасу подавайте!» Я всегда своим ребятам говорю: «Я вам ничем не обязана. И вы мне тоже». Например в моей семье никогда не было колбасы дома — по праздникам только. Апельсины — Новый год, значит. Нормально это. Нужда в чем-то ведь должна быть. А когда перебор всего, к чему стремиться? Не нужно в этом случае на поводу у детей идти. Нужно требовать — и быть справедливой.
Конечно, дети ленились. Тогда я говорила: «Хорошо, сиди и отдыхай. А мы пошли работать». Такое не каждый выдержит. Он сидел дома, а пацаны его потом чуть не «заклевали». Мы ведь не заставляем работать их одних, естественно, идем и сами. Мы не можем им сказать: «Иди и делай, я посижу». Они же видят, что мы в шесть часов встаем, а возвращаемся в восемь. Приезжаем мы только переночевать.
– Ну, скажешь тоже, переночевать, — возражает муж.
– Ну, скажи мне, а как по правде, Валерий Петрович? — устало улыбается Ирина.
– Да потому что тут и в аэропорт увезти, и привезти, и на соревнования, — как будто бы оправдывается Мотеко.
В зале-детской висит общая семейная фотография с восемью мальчишечьими лицами. Сейчас сыновей в семье пятеро. Виталя, родной сын Ирины Вячеславовны, и приемные Сережа и Рома окончили школу и отправились во «взрослую жизнь».
– У сирот ведь деньги есть на книжке, мы никогда их не снимали, берегли, говорили: «Никому не рассказывайте, сколько у вас денег». На соревнования всегда возили их на свои деньги, только бы ту сумму сберечь. Как исполнилось нашему Роме 18 лет — он все спускает. 450 тысяч за две недели. Поит всех друзей, машину покупает какую-то и разбивает ее.
Ирина и Валерий упрашивали Рому пойти учиться, предлагали помочь восстановить родительский дом в Парабели, пойти служить по контракту.
– Но он выбрал другой путь. На Новый год к нам приехал, говорит: «Садитесь, я вас сейчас научу, как водку пить». Я сказала тогда: «Знаешь, вот этот твой визит — последний». Потому что я уже беспокоюсь за своих мальчишек. Сейчас он на улице бомжует. Он работать не будет. И не закончит учиться. В армию не пойдет.Когда он жил в семье, то воровал, за нож хватался. Я все эти годы отталкивала от себя плохие мысли и думала: «Исправится, пройдет». В какой-то момент я уже готова была его отдать, но держала его ради брата, ведь тот — нормальный, хороший мальчишка. А в опеке сказали: «Отдадите одного — заберем и этого». И я до 18 лет терпела такое. Для меня как будто бы Ромы не было, честно. Столько плохого мне наделал, что нет сожаления. Что это, если не гены? Воспитание ведь у всех одно.
– Вы узнавали о прошлом своих детей?
– Конечно. У одних батя мать на глазах топором покрошил. После убийства матери отсидел, вышел, подрался и его застрелили, — спокойно рассказывает Валерий Петрович. — У другого мамка наркоманка была. Она его закрывала на четыре дня, ее дома не было. Ему четыре годика было, он телевизор смотрел и картошку сам себе жарил, чтобы с голоду не умереть. Она от передозировки умерла. А у третьего мамка из Омска ездила с дальнобойщиками. Привезла его и бросила здесь. И они все хотят своих родителей увидеть, те, у кого они живы. Я Сереге говорю: «18 тебе будет — поедем в Омск. Посмотришь на нее, спросишь, че она тебя бросила».
А Сережа Петлин после выпуска к сестре поехал, она его нашла, приютила. Потом она позвонила: «Сережа начал деньги требовать, я уже пожалела, что его нашла». Захотел свободы: перестал учиться, начал обманывать, что где-то работает... Он вкусил это, и ему не понравилось. Его побили очень хорошо. Я говорю: «Серег, ну как свобода?» — продолжает он.
Сейчас «блудный сын» Сережа гостит в родном Бабарыкине: приехал поздравить маму с восьмым марта. В одной руке цветы, в другой — борсетка. Эти наивные показатели «успешности» дают надежду, что у Сережи еще может быть все хорошо.
Одноэтажный барак на одной из улиц Бабарыкина — это одновременно дом культуры, здание администрации, пункт полиции, спортивная школа и тренажерный зал. В актовом зале из музыкального центра доносится клубная музыка, на стене, покрашенной салатовой масляной краской, приклеены скотчем черные буквы: «Быть женщиной — великий шаг, сводить с ума — геройство». Так Бабарыкино готовилось к восьмому марта. В маленьком спортивном зале маты теплые и чуть липкие на ощупь — от пота. Здесь проходит тренировка по самбо. 17 человек от семи до сорока лет играют в игру «Наступи на любимую мозоль» — так проходит разминка.
Фото: Данила Шостак / «Русская планета»
После тренировки Валерий Петрович уезжает за женой в райцентр. Мы отправляемся домой с их сыновьями. Высокий Сережа Кузин молча и уверенно идет по закоулкам темной деревни, которые освещает только безумно звездное для городского человека небо. Саундтрек дороги домой — лай собак со всех улиц и скрипящий под ногами снег. Несмотря на март, в Бабарыкине минус 24.
– Дома кто-то идет смотреть «Орла и решку», кто-то — играть в Warcraft, — говорит Валерий.
13-летний Артем и 15-летний Толя остаются с нами пить чай. В перерывах между болтовней о романах с девчонками в детском лагере и любимых игрушках кота Фантика Артем бросается к плите — варить макароны, пока не вернулись родители.
– Артемка нам сказал: «Я буду шеф-поваром, я вам буду привозить очень много вкусного, буду кормить вас в старости». Наверно, это мой ребенок, он пришел откуда-то, Бог послал мне его, — скажет потом Ирина Вячеславовна.
После макарон Артем вспоминает еще об одном важном деле. Откуда-то из-за школьных учебников появляется плетеная корзинка, которую он заворачивает в немного помятую упаковочную бумагу — подарок маме на восьмое марта. За окнами виден свет: подъехала машина родителей.
– Я ей сейчас отомщу, — шепчет Артем, — с утра мама меня ни разу не поцеловала, так что теперь я поцелую ее два раза.
– Когда они обнимают тебя после работы, тогда и понимаешь, что все это не зря, — говорит уставшая Ирина за кружкой чая. — Очень много приятных моментов в нашей с ними жизни, навскидку так и не вспомнишь, они для нас уже, наверно, обыденностью стали. Например чуть ли не каждый день мы едем домой и идет снег. Если заезд к дому не почистить, заметет все. Мы спорим: убрали они или нет, додумались ли? Приезжаем — убрано. А мы ведь не просили.
Само их отношение очень приятно. С нами мальчишки открыты. Мы знаем, какие у них планы, чего они боятся. Они все говорят: «Мы из детдома возьмем детей». Мы отговариваем: «Мальчишки, вы же видите, это очень тяжело». Но нет, говорят, что у них будет по трое, пятеро детей. Ради этого можно жить. Я раньше задавала вопрос себе: «А ты зачем тут нужна?» Ну, вырастила своих детей — это понятное явление, для всех норма, а вообще — для чего ты? Сейчас у меня этот вопрос отсутствует, и это уже хорошо.
Знаете, иногда так хочется побыть одной или вдвоем. Но когда летом ребятишки в лагерь уехали, мы с Валерием Петровичем дома остались, дом стал пустой. Пустота давит. Не могу, не хватает их, устаешь от одиночества, — заключает она.
– И я тогда Ире говорю, — добавляет Валерий Петрович, — «а поехали в лагерь».
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости